Илья Григорьевич был очень странным писателем. И эта странность была мандатом Эренбургу от Советской власти и одновременно охранной грамотой от посягательств Советской же власти на его жизнь, а затем стариковскую ограниченную свободу писать знаменитые мемуары и страстно выращивать лук-латук на даче в Новом Иерусалиме.

Секрет Эренбурга состоял в том, что он был связным, челночным дипломатом, представлявшим одновременно коммунистическую власть на Западе, и, наоборот, Запад, особенно его культуру, неизменно левую, в Советском Союзе. Это была уникальная роль, обусловленная особенностями биографии, свободным французским, дружбой с первыми лицами западной культуры, превосходно обжитой нишей «борьбы за мир» и, разумеется, всесоюзной славой Эренбурга-публициста, заслуженной им в годы войны, когда он писал по четыре статьи в день для нескольких заказчиков — от ортенберговской «Красной звезды» до Совинформбюро.